При всём увaжении к коромыслaм
хочу, чтобы в сaмой дыре зaвaлющей
был водопровод и движение мысли.
Андрей Вознесенский

Ах война, ах война, что ж ты сделала, подлая...

О, эти жуткие, страшные 90-е! Жутким молохом, как жерновом прошлись они по судьбам миллионов людей, искалечив, убив, превратив в инвалидов, алкоголиков, лишив надежды… Паровоз с серпом и молотом на груди, однажды разогнавшись, имел огромную силу инерции, но все чаще давал сбои и, то там, то сям скрипел, чихал, но, имея огромный запас прочности, продолжал упорно двигаться вперед. Но никто уже не знал куда – «светлое» коммунистическое будущее упрямо отодвигалось за горизонт.

Но однажды невидимая рука своей страшной, стальной волей развернула этот паровоз куда-то круто в сторону, где вдалеке в тумане маячил заморским лаком огромный рекламный щит с обещанием сытой жизни. Но хозяину этой воли, видать, было не до того, что рельсов на том пути уложено не было, и паровоз пошел в разнос на ухабах, на ходу теряя не только стальные члены, но и своих кочегаров, пассажиров, костьми которых оказались усеяны обочины жизни – в год по два миллиона… «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем»... хоть потоп?!

Друзья мои, я счастлив!

Я счастлив, что живу в этой великой стране.

И у меня есть прошлое, - ведь без прошлого нет и будущего, - а я не «Иван, не помнящий родства!»

Увы, я уже не тот молодой парнишка, мечтающий вручить свое пылающее сердце кому-то. Я уже не могу добежать до метро Кузьминки за 7.5 минут - накопленные горы сожранного шлака отложились на некогда упругих и быстрых суставах и они все чаще скрипят и ойкают.

Но жив, курилка!

Я счастлив,

- что не умер от голода в этих страшных, жутких 90-х годах Смуты;

- что однажды, неудачно прыгнув, (эх, Юрий Михайлович, физрук наш - плохой я ученик!), я сломал себе всего лишь одну ногу, но не шею;

- что я не спился, как некоторые из моих знакомых - Бог остановил.

Я счастлив тем, что мне есть, что вспомнить! Думаю, надеюсь, мне будет что передать моим будущим внучкам - когда сыны одарят...